A Sinistra | А Синистра | Левый Путь - Виктор Олегович Пелевин

Ломас виновато улыбнулся.

– Вам должны были стереть память по минимуму. Но вокруг сплошные перестраховщики.

– Неужели система так и будет впрыскивать в меня этот кошмар?

– Не расстраивайтесь, Маркус. Кончится командировка – опять забудете. Главное, чтобы осталось, кому забывать. Вам нужен духовный щит. Или, если угодно, балласт. Такой мощный, чтобы энергия черных учений, практикуемых вашим аватаром Марко, не смогла унести душу Маркуса Зоргенфрея в вечное проклятие.

– И? – спросил я.

– Ничто не защитит от проголоченной духовной отравы лучше родной культуры. Припасть к истокам и очистительно проблеваться…

С Ломасом не всегда было понятно, когда он острит, а когда серьезен. Часто я принимал за шутки самые важные из его рекомендаций.

– Никто на зоне не верит в этот официоз, – сказал я. – Климатолог Лукин, ветрогенезис… Над этим же смеются.

– В официоз не верят, правда.

– Тогда какая там может быть духовность?

– Духовность там так и прет, – ответил Ломас. – Но это больная для меня тема.

– Почему?

– Я ведь еще и епископ. Я всю свою жизнь считал, что мы, служители Церкви, храним главную святыню человечества, над которой не посмеет глумиться никакой AI. А потом нейросети стали печь контекстные религии. Как пончики.

– Что это такое?

– Вы тоже не помните?

– Наверно, стерли оптом. Что-то секретное?

– Нет. Один из культурных феноменов нашей эпохи. Вы, думаю, понимаете – если поставить перед нейросетью задачу сгенерировать новую религию, это для нее работа на пару миллисекунд.

– Надо полагать.

– Подобное не практиковалось, потому что классические религии выполняли свою социальную роль. Но в пост-карбоновом мире начала развиваться особая специализация некоторых сообществ, плохо совместимая с авраамическими императивами. Все эти «не укради», «не убий» и так далее не совпадали с повседневными практиками больших человеческих групп.

– Понимаю, – сказал я.

– Вовлеченным в них людям, тем не менее, требовался свет духа – ибо это одна из важнейших человеческих потребностей. Генерировать для таких сообществ духовный свет доверили нейросетям.

– Так, – сказал я, – мне уже тревожно.

– И не зря. Контекстные религии были изобретены, чтобы помочь общинам, находящимся под специфическим стрессом. Сектантские верования, идеально заточенные под ту или иную форму человеческой деятельности, повышали эффективность специализации. Одна вера у рыбака, другая у землепашца…

– И люди верят в сетевую генерацию? Вот прямо верят?

– Конечно. Контекстные религии порождают своих святых и мучеников. Они проникают в человеческие души не хуже конвенциональных… Особенно на нулевом таере.

– Ага, – сказал я, – и я уже догадался, как. Имплант-подсветка?

– Не без нее.

– Корпорация исследует нейрокорреляты религиозных состояний?

– Они, в общем, известны и так. Подавление активности в теменной доле, особенно в зоне precuneus, создает ощущение растворения эго и единства с чем-то большим. Умеренная стимуляция правой височной доли вызывает интенсивные эмоциональные всплески, вплоть до уверенности в божественном присутствии. Активация медиальной префронтальной коры дарит чувство духовной глубины и морального торжества. Стимуляция вентральной области покрышки и прилежащего ядра накачивает систему допамином – будем честны, божественное для большинства верующих есть просто эйфорическое, и наоборот. Ну и как вишенка – тета-модуляция ритмов мозга, чтобы не возникало сомнений в духовной подлинности переживания. Полный список воздействий длиннее, конечно. Но сама по себе стимуляция – ничто без филигранно выверенного контекста. Нужно предание, в которое сердце сумеет поверить.

– Понятно, – сказал я. – В сердобольских ветроколониях есть своя контекстная религия?

– Да. Называется «Вольнобег». По неофициальным сведениям, разработана нейросетью «Порфирий». Помните эту сеть?

– Что-то слышал.

Ломас хмуро поглядел на меня, и я подумал, что мне сейчас придется выпить графин коньяка для подтверждения чистоты своих помыслов. Но адмирал только вздохнул – и продолжил:

– По легенде, Вольнобег возник в позднем карбоне. Этим временем датируются главные религиеобразующие…

– Какие? – переспросил я.

– Ре-ли-ги-е-о-бра-зу-ю-щи-е, – по складам повторил Ломас. – Положенные в основу веры события и откровения, описанные в предании. Исходные тексты Вольнобега, конечно – позднейшая генерация. Сначала их скомпилировала сеть «Порфирий» на основе документов эпохи, а потом ваш национальный гений Шарабан-Мухлюев добавил рукой мастера несколько завитков. Думаю, узнаете. При чтении текста на нулевом таере включается имплант-стимуляция, синхронизированная с вербальной последовательностью. Уверовать нетрудно. Работают все педали.

– Педали? – переспросил я. – Вы про велораму?

– Я про рояль. Знаете, были такие механические рояли, управляемые лентой. Никто за ним не сидит, а клавиши с педалями проваливаются. Вот вы сами таким роялем и становитесь – и решаете, что на вас играет лично Бог. Что в конечном счете даже верно, но это теологические тонкости. Конечно, синхронизация включается только в надлежащем религиозном контексте. Например, в специально выделенном для чтения месте на ветрозоне.

– Где эта вера зародилась? В Сибири?

– В Лондоне. Ваша низовая, или, как иногда говорят, гламурная культура относится с доверием только к тому, что приходит с Запада.

– Почему это? – спросил я.

– Наверно, потому, что официально у вас свет с Востока. Народ на него насмотрелся и думает – не, чего-то глаза слепит. Пойду-ка я в тенечек…

– Но почему именно Лондон?

– Возможно, сердобольские бонзы насмотрелись на Ближний Восток и решили создать религиозный казус для будущей экспансии. Вышло не очень, зато новая вера распространилась в Пакистане, Индии, Албании, Африке и где-то еще. В радикально упрощенной, но массовой форме, со множеством ересей и сект. Мощнейший культ среди мигрантов, с собственной имплант-подсветкой. Этого никто из сердоболов не ожидал. Вы новости вообще смотрите? Историей интересуетесь?

– Нет.

– И правильно, – сказал Ломас. – Правильно делаете.

– У религии должны быть основатели, – сказал я. – Пророки или мученики.

– Их в «Вольнобеге» двое, – ответил Ломас. – Фиктивные русские эмигранты шестой волны. Впрочем, хоть они и фиктивные, все основано на реальных прослушках.

– Звучит серьезно. Какие-то эмигранты и правда хотели придумать религию?

– У Вольнобега есть определенные корни в позднем карбоне, но факты и обстоятельства изменены до неузнаваемости. Сеть составила коллаж из отпечатков эпохи.

– Примерно как в ROMA-3?

– Да. Информация перемолота в фарш, а из него вылеплен конечный продукт. Древняя эпоха необходима в качестве фона. Такой антураж требуется любой религии.

– Этот Вольнобег – действительно настоящая религия?

– Микрорелигия, – ответил Ломас. – Но крайне удачная. В ней есть все необходимое. Вера в божество, духовные ритуалы и практики, морально-этический код, эсхатология, телеология и так далее. Все усечено до функционального минимума. Но есть даже элементы эротики, своего рода куплет из «Песни Песней». Весьма востребовано в тюрьме. Именно эту часть, как считается, и сочинил по заданию партии Шарабан-Мухлюев.

– Подождите, – сказал я. – Насколько я помню, Шарабан-Мухлюев сам нейросетевой конструкт.

– Я в это не верю, – ответил Ломас. – Ни одна нейросеть не способна на такой градус мизогинии. У них блок. Это рука классика, сомнений нет. Такое не подделать,